«Не хочу снимать кино для десяти зрителей». Олег Трофим — о «Льде», клипах и коммерческом кино

Вторая часть интервью с режиссёром «Майора Грома» и одним из главных современных русских клипмейкеров.

В продолжении большого интервью с режиссёром Олегом Трофимом мы обсудили его предыдущие проекты: дебютный фильм «Лёд», рекламу и коммерческие клипы, а также авторские мини-фильмы, которые он фактически бесплатно снимает для малоизвестных музыкантов.

Ниже — как Олег воспринял критику «Льда», почему количество зрителей не менее важно, чем мнение любителей кино, когда ему перестала быть интересна работа с Black Star, и зачем он стал сам предлагать инди-артистам делать клипы.

Автор: Николай Кубрак

«Лёд», критика, коммерческое кино

Почему постпродакшн фильма «Лёд» занял три года?

Готовый фильм пролежал на полке больше года. Это такие продюсерские-дистрибьюторские дела: на тот момент нужной нам даты, по мнению продюсеров, не было. Были не самые удобные, соседствующие с какими-то другими большими картинами и мы просто ждали, и это сработало.

В итоге такая простенькая недорогая картина собрала серьезнейший бокс-офис во многом благодаря тому, что мы вышли вовремя — в день всех влюблённых. В это время вся медиасреда романтизирована, зрители могут сосредоточиться на своих чувствах и настроениях, люди влюбляются, празднуют. Это всё имеет очень большое значение для бокс-офиса.

Даже самый крутой и интересный блокбастер, если попадёт на неудачную дату, может не добиться окупапемости. Фильм, может быть, никто не увидит, а зритель воспримет его не так, как планировали авторы и аналитики. Социальный контекст, общественные настроения, соседствующие расположения праздников, выходных дней или каких-то мировых событий могут сильно повлиять на то, как готовый фильм «зайдёт» в зрителя.

Мне кажется, этот год был очень показательным, — в Новый год вышло три больших картины: «Вторжение», «Союз Спасения» и «Холоп». Первые две картины готовились тщательно и долго, с огромными вложениями ресурсов, ставки были высоки. Но так получилось, что бокс-офис у них оказался, мягко говоря, не самым завидным в сравнении с абсолютным рекордсменом — «Холопом».

«Холоп» — простой, незамысловатый развлекательный фильм, и я уверен, что у создателей были средние амбиции насчёт сборов. Ровно, как и у нас в отношении «Льда». Но, тем не менее, произошло замыкание, фурор — больше трёх миллиардов суммарно в прокате, при бюджете в 160 млн. Никто и представить себе не мог такого поворота событий.

Я думаю, что главным образом на такой результат повлиял именно социальный контекст. В общественно-политическом плане конец 2019-го выдался напряжным и гнусным, и в Новый год зритель не хотел думать о смерти, о проблемах, о будущем своей страны или о кровавых репрессиях начала прошлого века. Возможно, людям просто хотелось расслабиться и отвлечься. «Что выбрать? Блокбастер о пришельцах уничтожающих Москву, о революционерах, которых повесили за измену царю, или комедию о том, как мажора унижают в деревне?» — вот и феноменальная касса. И теперь «Холоп» золотыми буквами вписан в историю российского кинематографа, хотя лично я не считаю, что это особенно примечательная картина с точки зрения киноремесла.

Кинопрокат прогнозируется лишь с долей вероятности — как в лотерее. «Гром» сейчас назначили на начало 21-го года, но это условность — конкретной даты нет: нам надо будет выбрать то самое время, когда нас будут готовы услышать. Надеюсь, мы прозвучим в правильный момент. Верная дата проката — это как игра в оркестре: даже если ты стоишь с малюткой-колокольчиком в левом заднем углу, разобравшись в партитуре, определив нужный момент, твой малютка-колокольчик сможет прозвучать акцентом, и весь зал обратит на тебя внимание.

Почему по трейлеру «Льда» не было понятно, что это мюзикл?

Мюзикл — это жанр, который у нас в стране почему-то не любят так же сильно, как хорроры и триллеры — такие вкусы у публики. Ромкомы и комедии смотрят отлично. Поэтому мы выходили как ромком про спорт. Первые партии зрителей в зале конечно удивлялись, но в итоге уходили с положительными эмоциями и запустили неплохой сарафан. Если бы мы сразу сказали, что это мюзикл — уверен, число зрителей было бы гораздо меньшее.

Это своего рода игра со зрителем в кошки-мышки. Она необходима, потому что вкусы у людей разные, специфические приоритеты в выборе жанров. Опять же, сегодня зритель, имея у себя дома Netflix, Кинопоиск HD и другие сервисы, получает сто миллионов вариантов, что посмотреть. И он решает включить то, что ему заведомо понравится или то, что ему посоветовали друзья. Если ему не интересны триллеры или мюзиклы — он и не будет их включать. Это очень непростая и скользкая задачка — надо человека заставить захотеть прийти в кинотеатр на твой фильм. И тут уже все средства хороши — типичный маркетинг, огибаем острые углы.

Одним из важнейших шагов конечно является первый трейлер. Я безумно счастлив, что на данный момент у нас на «Громе» всё получается, и люди поддержали лайком и просмотром нашу первую ласточку. Для «Грома» мы приготовили особенный подход и стратегию: что, как и в каком порядке о фильме рассказывать. Первый трейлер был запланирован ярким, и насыщенным, о блокбастерной составляющей и о центральном конфликте. Кадров в трейлер вошло много, хотя на деле они освещают только основные, совсем базовые детали картины — нам ещё есть, чем удивить зрителя, как в будущих трейлерах, так и в самой картине. Каждый следующий трейлер будет понемногу приоткрывать детали сюжета, но только так, чтобы не спалить главные твисты истории, планомерно разогревая интерес зрителя. Так работает хорошая эротика — всё самое интересное открывается постепенно или вовсе остаётся скрытым от глаз.

Наша задача сделать кино большим не только с точки зрения производства, но и с точки зрения просматриваемости — это принципиально важно. То есть, я знаю, что у комиксов о майоре Громе есть огромное фан-сообщество, и фанаты, конечно, пойдут в кино, и мы их не разочаруем. Но мне хочется, чтобы о фильме знали вообще все. Нам нужно как можно больше людей, и нужен широкий резонанс вокруг фильма, потому что нам есть о чём рассказать и есть, чем удивлять.

Вернёмся к фильму «Лёд». Ты рассказывал, что ты за «тру», за практические эффекты, но во многих сценах этого фильма видна плохая графика.

Твоя любовь и имеющиеся у тебя ресурсы — это всегда немного разные вещи (смеётся). В конце концов, даже моё собственное тело местами выглядит не так, как я бы хотел.

На «Льду» было в принципе не много графики, но она касалась в большей степени наполнения стадионов людьми. На стадионе обычно заполняемость от 2000 человек. Сегодня артист массовых сцен стоит 750 рублей в день. И вот 2000 на 750, плюс каждого одеть, плюс обед и получается очень-очень дорого. Поэтому где-то мы прикрывались и топили трибуны в темноту. Но всё равно приходилось моделировать подвижных зрителей, чтобы большие соревнования оставались большим, чтобы трибуны визуально «гудели». На это ушла большая часть денег.

Ещё много ресурса ушло на замену лиц фигуристов. Получилось местами очень круто — так, что вообще никто не заметил подмены, — а местами, не очень. Тупо упёрлись в бабки.

Команда по CG у нас была опытная и сильная, руки откуда надо растут, но вот ресурсов было маловато. Всё как в архитектуре: имея даже самых лучших специалистов и крутейший чертёж, из бревна и паутинки бионический небоскрёб не возвести. Мы расставили приоритеты таким образом, чтобы не страдала драматургия, а всё остальное — на второй и третий планы. И сработало — зрители смеялись и плакали, несмотря на шероховатости в технических аспектах.

Многие отмечали, что сильнейшая сторона «Льда» — это клиповые вставки. С этим трудно спорить, но использованная музыка ведь крайне манипулятивна.

Это кино задумывалось как народное. Мы работали со шлягерами и популярными музыкальными темами, которые заведомо грели сердца зрителей. Но при этом я оставался честен с самим собой, все песни из фильма я по-настоящему люблю: как в оригинале, так и в киноверсии.

Выбирали саундтрек с большим вниманием, ориентируясь сначала на собственный вкус. Я, например, очень горжусь тем, что в фильме звучит песня советской певицы Раисы Неменовой «Тюлень» — это давно забытое и редкое произведение. Я счастлив, что мы вернули эту прекрасную песню в публичное пространство.

И, отвечая на вопрос: не уверен, уместно ли вообще говорить о манипуляции, потому что всё кино, ровно как и другие виды драматического искусства, — это манипуляция чувствами. Зрительское кино — как интересная или неинтересная беседа. Перед тобой как рассказчиком стоит одна конкретная задача — преподнести историю так, чтобы слушатель и зритель не заскучал, чтобы ему было интересно, чтобы героям твоей истории сопереживали. Ты анализируешь зрительские чувства и потребности, выстраиваешь линию рассказа, подбираешь выгодные краски. Естественно, это нормально. Ненормально — это когда во время просмотра у тебя слипаются глаза, даже если фильм ну очень умный и необычный.

Что действительно важно — это оставаться искренним до последнего в тех чувствах, о которых ты говоришь, быть честным перед зрителем и не вешать лапши на уши; говорить о том, во что ты сам веришь. Я верю в единение противоположностей; верю в то, что любовь может быть сильнее страсти к успеху; что мечты могут и не сбыться.

По мнению человека, который интересуется кино как искусством, фильм «Лёд», конечно же, простоват, шероховат, попсоват и по понятным причинам может быть неинтересен. Но для простого зрителя, на которого ориентирован фильм; для зрителя, которому просто нужно в какой-то момент отвлечься от своих обыденных забот, или для детей, для девочек, которые мечтают влюбиться в хорошего мальчика — оно работает совсем иначе. У них нет таких критериев: «это я видел в таком-то фильме такого-то режиссёра, тут жанр сменился, тут линия драматическая не выдерживает, тут песня слишком популярная» и так далее. Зритель приходит в зал и внимает тому, что ты ему рассказываешь. А дальше либо есть эмоция, либо нет.

«Лёд» так растрепал сердца зрителей! Бокс-офис — это не просто цифры, это живые люди. Для меня было откровением, что девочки, мальчики, семьи и даже взрослые мужчины ходили повторно. Представляешь, тебе понравилось так, что ты на следующий день ещё раз пошёл в кино. Были люди, которые по 3–4 раза приходили на фильм. Я видел, как на просмотрах в кинозалах люди смеялись в голос и плакали навзрыд вместе с героями. В фильме нет ни вульгарности, ни агрессии, нет насилия и издевательств, глумления. В нём всего-то пара поцелуев, зато какое чистое ощущение любви оно вызывает. Это абсолютно непорочное кино. В этой чистоте заложена огромная сила. Может быть, потому и случился такой резонанс: ведь сегодня очень сложно встретить кино, в котором авторы не оперируют сексом или насилием.

Я горжусь тем, что у нас вышло в итоге. Пусть кинокритики нас распяли, пусть хаяли моё имя, мне ничуть не стыдно: это кино не для критиков. Я знаю, какое огромное количество человеческих сердец осветилось чистыми светлыми эмоциями — это цель. и это главная награда. Мы сделали максимально понятное, не выдающееся, но искреннее кино о любви. Нас наверняка забудут через какое-то время, — и пусть, это неважно.

Я всё понимаю, но концовка — это же реально перебор.

Нет. Просто ты не в целевой аудитории: «Угу и сейчас они выйдут и, конечно же, вместе выступят. Ну, сейчас они будут целоваться, и проигрыш — это ерунда, вот все поют, ну, капец, тут ещё и мать». Так ты думал, да? Хаха.

Но когда ты не думаешь об этом, когда ты идёшь вместе с героями, всё воспринимается иначе — и в финале реально наступает катарсис. Я ходил в кинотеатры не только в Москве и в Петербурге, но еще и в Новосибирске и Чебоксарах. Так получилось, что во время проката «Льда» у меня был другой проект, и я путешествовал по России. Я ходил в кинотеатры, чтобы посмотреть на реакцию зрителей. Ты не поверишь, у людей просто брызгали слёзы в этот момент. Не могу сказать, что я что-то страшное сделал с людьми и манипулятивно заставил их рыдать. Я потом увидел лица выходящих из кинотеатра людей и было видно их абсолютное чистое искреннее состояние радости за персонажей.

Я больше про тот момент, когда персонаж Майкова встал и весь стадион запел.

Я же снимаю и музыкальные клипы артхаусные. Всё такое нестандартное и необычное, всё такое чёрное, такое тёмное, тут насилие, тут трагедия, тут мальчик лежит в гробу. Это в моих музыкальных видео происходит.

А здесь кино, театральное, для зрителя. Мне, честно, тоже сложновато было решиться на такой шаг: «Так, они сейчас реально будут петь эту песню все вместе?». В результате попробовали, сделали тесты на фокус-группах и были поражены, что это работает, и так мощно. В таких, казалось бы, очевидных и тривиальных приёмах вдруг у человека загорается сердце, он вместе с тобой плачет — и он счастлив в этот момент. А нас только это и интересовало — чувство влюблённости и восторга.

Если хочешь сделать зрителя счастливым — все средства хороши. Я, конечно, сам предпочитаю смотреть более сложное и искусное, замороченное кино, но и обратная практика реально помогает с точки зрения режиссёрского ремесла — я знаю, как сделать так, чтобы зритель плакал от счастья. Заставить человека вопить от ужаса намного проще.

Раз любишь другое кино и клипы совсем другие снимаешь, почему тогда стартовал с коммерческих фильмов?

Мы периодически общаемся с коллегами на эту тему. Недавно у нас был такой разговор в онлайне с Ладо [Кватанией, режиссёром], чертовски обожаю его работы. Он уже опытный уважаемый режиссёр, но вот только сейчас запускается со своей первой картиной. Также и Егор Абраменко[ режиссёр], только недавно стартовал в большом кино с фильмом «Спутник», хотя наверняка они оба уже давно могли бы что-то снять, но намеренно не делали этого.

Оказалось, что и Ладо, и Егор подходили к вопросу своего первого фильма глубоко осмысленно. Они, например, считают, что ты, как автор, должен накопить в себе потенциал, накопить личную идею, и только когда ты уже до краёв ей наполнен, когда ты сформировал свой киноязык на коротких метрах, только тогда ты можешь зайти в кино и сделать свой первый фильм. «Вот он я!», — и все пищат от восторга, потому что это чертовски интеллектуально, чертовски красиво и идеально продуманно.

Я в этом плане поступил, как мне кажется, более практичным образом: в момент, когда только появилась возможность снять фильм, я ей воспользовался. Мне в принципе было интересно снять фильм, именно с точки зрения самого процесса. Мне предложили, и я взялся за первое же предложение от проверенной интересной команды продюсеров, в связке с любимым оператором Михаилом Милашиным. Да, я никогда не интересовался фигурным катанием, меня не очень развлекают ромкомы, но я так мечтал снять кино, что был готов взяться практически за что угодно. Не самая завидная позиция, но зато честная — говорю, как есть (смеётся).

В итоге я получил огромное количество опыта и понял, что весь тот опыт, который у меня был накоплен в короткой форме сработал лишь отчасти. Кино работает совсем иначе: ты можешь о нём читать, слушать, ходить к друзьям на площадку, ассистировать; но реально самому в качестве режиссёра снять и построить фильм от начала и до конца — очень и очень непростая производственная задача, в которой сложно сохранить себя как автора, удержать стиль языка, внятно высказаться. Особенно если это большая картина для кинотеатров, а не локальный артхаус в трёх соснах.

Я многому научился, несколько раз пройдя через все этапы кинопроизводства и вообще человеческого фактора в индустрии. Это всё такая мясорубка. И каждый следующий раз ты снова и снова чему-то учишься, становишься сильнее и прочнее, меньше тратишь силы попусту, учишься аккумулировать энергию и распределять её на весь съемочный процесс длинной в год, а не в неделю.

Я не спешу пока запускать своё личное авторское кино. Пробую и репетирую на короткой форме, вникаю в процессы производства на продюсерских кинокартинах, и коммерческих проектах, в это время неспешно готовлю свой сценарий. Когда я, наконец, соберу его, найду инвестиции, то буду уверен, что реально смогу снять фильм таким, каким я его замыслил. Я хочу быть уверенным в том, что никакие ремесленные и производственные трудности не сломают ни его, ни меня.

Я очень искренне желаю Ладо и его группе смелости, терпения и готовности к тому, что всё пойдёт не так. Просто потому, что всегда всё идет не так, когда ты впервые запускаешься с полнометражным фильмом — среда нестабильная, длительность изнуряющая, хаос развивается в геометрической прогрессии. Ты сталкиваешься с таким количеством абсолютно новых проблем, которые ты просто даже не мог себе представить; которые отвлекают тебя непосредственно от режиссуры. Ты занимаешься огромным количеством каких-то посторонних вещей, пытаясь оседлать этот процесс технически, и на режиссуру остаётся всё меньше времени. Я желаю парням сил и терпения, держу за них кулаки. Искренне верю в выдающийся результат.

Конечно, есть исключения из правил. Я преклоняюсь перед самим явлением таких режиссеров как, например, Квентин Тарантино и Стивен Спилберг — с самых первых своих картин они потрясали зрителя уникальностью повествования, новизной и мастерством. Они — гении, и таких гениев, возможно, наберётся человек сто за всю историю кинематографа.

Но я-то не гений, я просто парень, которому нравится снимать кино. Я хочу снимать большое, сложное, интересное кино и понимаю, что для этого нужно много работать; учиться. Для того чтобы снимать кино, нужно снимать кино. Все мои результаты и пробы — на виду. Это хорошо: критику стерплю, вникну, чему-то новому научусь, и каждая следующая картина будет лучше предыдущей. Надеюсь, в 74 я сниму свой лучший фильм, — и плевать, что он не первый.

Клипы, съёмки за свои деньги, авторский подход

Первые клипы у тебя тоже коммерческие — для Тимати и L-One. Плюс ты часто снимаешь рекламу. Почему?

Кино — это вообще не про деньги, это про мечту. Я зарабатываю на рекламе, которая есть благодаря моим фильмам и музыкальным видео, за которые я плачу сам.

Реклама — это большая коммерческая индустрия, хорошие гонорары, большие игрушки, разнообразные задачи и быстрый результат. Я стараюсь предлагать интересные решения, и в то же время ориентируюсь на клиента, — чтобы результат всех устраивал. А потом я могу пойти снимать кино и не думать о деньгах. Могу работать на рекламе так, чтобы у меня потом была возможность оплачивать музыкальные видео для инди-артистов.

Сейчас, конечно, всё немного изменилось. У меня появился самый важный инди-артист, — я стал отцом. Но суть стратегии примерно та же.

Прийти к такой стратегии сразу не получилось бы: мне нужно было сначала поработать с известными музыкальными артистами и на волне их популярности снискать собственную. А затем уже, имея вес и опыт, я смог заняться тем, что по-настоящему люблю, без компромиссов. Для кино у меня та же стратегия.

Поэтому ты переключился с больших артистов на малоизвестных и ушёл в сторону артового мини-кино?

Это к вопросу о готовности быть честным донести эту честность до конца. Музыкальное видео для меня — святое. В форме музыкального видео я пробую какие-то разные подходы, пробую себя и свои чувства в разной форме. На дистанции в четыре минуты можно пробовать самые смелые решения, а вот в кино цена любого эксперимента высока, высок риск облажаться. А я не хочу облажаться в кино.

Только после завершения работы над «Льдом» я понял, сколько на это реально нужно времени, и насколько это огромная часть твой жизни — фильм. Просто представим себе, что жить мне осталось еще 60 лет. Работа над фильмом плотняком занимает примерно два года. Это одна тридцатая часть всей, — вообще всей! — моей жизни. Не хочется потратить это время на необдуманные решения.

В клипах проще — неделя-месяц-два, и готово. Если что-то не вышло, попробую в другой раз. Но суть вопроса в музыке: музыкальный клип без музыки не живет, а с популярной музыкой у меня особенные отношения. Мне не нравится популярная музыка в России, она меня не трогает. Не могу к ней подключиться полностью.

Музыкальное видео для меня — это глубоко интимные отношения. Потому сейчас я нахожу упоение лишь в молодых артистах, которые существуют исключительно с собственным языком и собственной энергией — как, например, Савва Розанов [Синекдоха Монток] и Серёжа Сироткин. Разумеется, они непопулярны с точки зрения глобальной индустрии, не растиражированы, они небогатые люди, — откуда у них деньги на большое сложное музыкальное видео?

Мы ищем инвестиции совместно, Hype Production всегда мне очень-очень помогает, я им за это благодарен. Я всегда вкладываю и свои деньги. И ни от кого не завишу; ни перед кем, даже перед зрителем, не несу никакой ответственности. Просто делаю то, что нравится в данный момент.

Ты рассказывал, что сам пишешь непопулярным артистам и предлагаешь снять клип. Это вообще частая практика в индустрии?

Мне кажется, в последние годы появился какой-то странноватый тренд. Он был, конечно, и до нас, но сейчас, пожалуй, музыканты сильно расслабились. Даже топовые артисты неохотно вкладывают деньги в клипы, — ждут, что к ним придёт режиссёр, сам за всё заплатит и дело в шляпе.

Тем не менее, индустрия развивается стремительно: у нас появилась целая новая волна в музыкальных видео. Каждый год появляется всё больше качественного, свежего, интересного, не конъюнктурного, а априори творческого контента.

В итоге эти свободомыслие и смелость становятся ценной монетой; важным критерием оценки музыкального видео. Зрителя всё меньше интересуют типовые красивенькие ролики, в которых артист трясёт туловищем и лицом перед камерой в контровом свете. Волна пошла, и я ей рад.

Каждый год обращаюсь к музыкальным фестивалям, на которые наши ребята и девчонки-соотечественники подают заявки, наблюдаю всё больше и больше реально уникальных музыкантов. Такого не было ещё лет пять назад. Всё было куда более скучно и однообразно. Люди появляются просто из ниоткуда, но они воспитанны этим духом свободы; духом честной инди-музыки.

Ты сочетаешь авторский подход к клипам и съёмки коммерческой продукции. Но что тебе всё-таки ближе? Где более явно просматривается твой стиль?

Меня с каждой картиной становится всё больше. Сильнее и отчётливее звучит мой собственный голос. Внутренне я уже понимаю, какое кино хочу снять, как я хочу это сделать. Каждый фильм один за другим чуть больше открывает таких возможностей.

И всё это лишь для того, чтобы, когда на носу корабля у руля останусь я один, я точно знал, что делать с обретённой свободой и как с ней справиться — чтобы это кино было интересно не только мне, но и людям, которые его увидят.

Есть такое странное убеждение: либо ты снимаешь популярное кино, либо умное. Я не считаю, что это так: тот же Финчер, Нолан, Кэмерон или Сэм Мэндес это опровергают. Я хочу снимать популярное умное кино. Мне нравится Павел Павликовский из-за его уникального языка, он гений. Но его кино, к сожалению, мало кому интересно: может быть, люди не хотят смотреть слишком сложный, слишком чёрно-белой фильм? Автор гениален, но зрителей маловато.

Награды на европейских кинофестивалях с трудом трансформируются в количество зрителей. Хотя, конечно нередко случаются исключения. Так, например, «Паразитов» Пона Джун-Хо не посмотрел только ленивый, а ведь жанр у фильма не самый смотрибельный в контексте популярного кино.

Я считаю, что кино — это массовое искусство, и что оно существует для того, коммуницировать с обществом. И чем больше сердец ты тронешь, тем больше пользы, любви и открытий ты несёшь. Чем больше людей ты сможешь насытить и обогатить — тем лучше.

Я не вижу смысла снимать артхаус для десяти зрителей. Выйдет, конечно, смело, эго автора будет трепетать; может быть, фильм изменит чью-то жизнь. Но ведь если таких зрителей будет не десять, а десять миллионов, — значит и пользы от картины будет больше.